Неточные совпадения
Когда Левин разменял первую сторублевую бумажку
на покупку ливрей лакею и швейцару, он невольно сообразил, что эти никому ненужные ливреи, но неизбежно необходимые, судя по
тому, как удивились княгиня и Кити при намеке, что без ливреи можно обойтись, — что эти ливреи будут стоить двух летних работников,
то есть около трехсот рабочих дней от Святой до заговень, и каждый день тяжкой работы с раннего утра до позднего вечера, — и эта сторублевая бумажка еще
шла коло̀м.
В продолжение всей болтовни Ноздрева Чичиков протирал несколько раз себе глаза, желая увериться, не во сне ли он все это слышит. Делатель фальшивых ассигнаций, увоз губернаторской дочки, смерть прокурора, которой причиною будто бы он, приезд генерал-губернатора — все это навело
на него порядочный испуг. «Ну, уж
коли пошло на то, — подумал он сам в себе, — так мешкать более нечего, нужно отсюда убираться поскорей».
Коли уж
на то пошло, что всякий ни во что ставит козацкую честь, позволив себе плюнуть в седые усы свои и попрекнуть себя обидным словом, так не укорит же никто меня.
Катерина. Э! Что меня жалеть, никто виноват — сама
на то пошла. Не жалей, губи меня! Пусть все знают, пусть все видят, что я делаю! (Обнимает Бориса.)
Коли я для тебя греха не побоялась, побоюсь ли я людского суда? Говорят, даже легче бывает, когда за какой-нибудь грех здесь,
на земле, натерпишься.
Варвара. Сейчас с мужем
на бульвар
пошли, и маменька с ними. Пройди и ты,
коли хочешь. Да нет, лучше не ходи, а
то она, пожалуй, и вовсе растеряется.
Кабанова. Хитрость-то не великая. Кабы любила, так бы выучилась.
Коли порядком не умеешь, ты хоть бы пример-то этот сделала; все-таки пристойнее; а
то, видно,
на словах только. Ну, я Богу молиться
пойду; не мешайте мне.
— Ну и
слава Богу! — сказала мама, испугавшись
тому, что он шептал мне
на ухо, — а
то я было подумала… Ты, Аркаша,
на нас не сердись; умные-то люди и без нас с тобой будут, а вот кто тебя любить-то станет,
коли нас друг у дружки не будет?
А впрочем, ступай, доберись там до правды, да и приди рассказать: все же
идти на тот свет будет легче,
коли наверно знаешь, что там такое.
Пускай потом картина Рафаэля окажется доморощенной мазней, а
колье — бутылочного стекла, покупатель все равно
идет опять
на Сухаревку в
тех же мечтах и до самой смерти будет искать «
на грош пятаков».
Очень странно, что составленное мною понятие о межеванье довольно близко подходило к действительности: впоследствии я убедился в этом
на опыте; даже мысль дитяти о важности и какой-то торжественности межеванья всякий раз приходила мне в голову, когда я
шел или ехал за астролябией, благоговейно несомой крестьянином, тогда как другие тащили цепь и втыкали
колья через каждые десять сажен; настоящего же дела,
то есть измерения земли и съемки ее
на план, разумеется, я тогда не понимал, как и все меня окружавшие.
— Не изменю-с! И как же изменить ее, — продолжал Иван Кононов с некоторою уже усмешкою, —
коли я, извините меня
на том, вашего духовенства видеть не могу с духом спокойным; кто хошь, кажется, приди ко мне в дом, — калмык ли, татарин ли, — всех приму, а священников ваших не принимаю, за что самое они и
шлют на меня доносы-то!
Странное дело! эта мысль подсказывала ей совсем не
те слова, которые она произносила: она подсказывала:"Да куда ж я, черт побери, денусь,
коли имение-то все раздам! все жила, жила да командовала, а теперь, на-тко,
на старости-то лет да под команду к детям
идти!"И вследствие этого тайного рассуждения слезы текли еще обильнее, а материнское горе казалось еще горчее и безысходнее.
— И
то словно с
кольями. Ишь, какие богатыри шагают! Ну, ну, сердечные, не выдавайте, матушки!.. Много тоже, батюшка, народу
идет всякого… Кто их ведает, аще имут в помыслах своих? Обереги бог кажинного человека
на всяк час. Ну… ну! — говорил ямщик.
Один рассказывал, как скоро должно кончиться осадное положение [в] Севастополе, что ему верный флотский человек рассказывал, как Кистентин, царев брат, с мериканским флотом
идет нам
на выручку, еще как скоро уговор будет, чтобы не палить две недели и отдых дать, а
коли кто выпалит,
то за каждый выстрел 75 копеек штрафу платить будут.
Устинья Наумовна. А
коли так, я и смотреть
на вас не хочу! Ни за какие сокровища и водиться-то с вами не соглашусь! Кругом обегу тридцать верст, а мимо вас не
пойду! Скорей зажмурюсь да
на лошадь наткнусь, чем стану глядеть
на ваше логовище! Плюнуть захочется, и
то в эту улицу не заверну! Лопнуть
на десять частей,
коли лгу! Провалиться в тартарары,
коли меня здесь увидите!
— Спасибо, князь, спасибо тебе! А
коли уж
на то пошло,
то дай мне разом высказать, что у меня
на душе. Ты, я вижу, не брезгаешь мной. Дозволь же мне, князь, теперь, перед битвой, по древнему христианскому обычаю, побрататься с тобой! Вот и вся моя просьба; не возьми ее во гнев, князь. Если бы знал я наверно, что доведется нам еще долгое время жить вместе, я б не просил тебя; уж помнил бы, что тебе непригоже быть моим названым братом; а теперь…
— А до
того, — ответил Годунов, не желая сразу настаивать
на мысли, которую хотел заронить в Серебряном, — до
того,
коли царь тебя помилует, ты можешь снова
на татар
идти; за этими дело не станет!
— Говорят про вас, — продолжал Серебряный, — что вы бога забыли, что не осталось в вас ни души, ни совести. Так покажите ж теперь, что врут люди, что есть у вас и душа и совесть. Покажите, что
коли пошло на то, чтобы стоять за Русь да за веру, так и вы постоите не хуже стрельцов, не хуже опричников!
— Да. Вот тебе — разум,
иди и живи! А разума скупо дано и не ровно.
Коли бы все были одинаково разумны, а
то — нет… Один понимает, другой не понимает, и есть такие, что вовсе уж не хотят понять,
на!
— А
на што? Бабу я и так завсегда добуду, это,
слава богу, просто… Женатому надо
на месте жить, крестьянствовать, а у меня — земля плохая, да и мало ее, да и
ту дядя отобрал. Воротился брательник из солдат, давай с дядей спорить, судиться, да —
колом его по голове. Кровь пролил. Его за это — в острог
на полтора года, а из острога — одна дорога, — опять в острог. А жена его утешная молодуха была… да что говорить! Женился — значит, сиди около своей конуры хозяином, а солдат — не хозяин своей жизни.
Я набрал большой букет разных цветов и
шел домой, когда заметил в канаве чудный малиновый, в полном цвету, репей
того сорта, который у нас называется «татарином» и который старательно окашивают, а когда он нечаянно скошен, выкидывают из сена покосники, чтобы не
колоть на него рук.
Вот и
пошёл этот Левон
на лесопильню, да братца-то —
колом, да и угоди,
на грех, по виску, —
тот сразу душеньку свою богу и воротил!
Михаила Максимовича мало знали в Симбирской губернии, но как «слухом земля полнится», и притом, может быть, он и в отпуску позволял себе кое-какие дебоши, как тогда выражались, да и приезжавший с ним денщик или крепостной лакей, несмотря
на строгость своего командира, по секрету кое-что пробалтывал, —
то и составилось о нем мнение, которое вполне выражалось следующими афоризмами, что «майор шутить не любит, что у него ходи по струнке и с тропы не сваливайся, что он солдата не выдаст и,
коли можно, покроет, а если попался, так уж помилованья не жди, что слово его крепко, что если
пойдет на ссору,
то ему и черт не брат, что он лихой, бедовый, что он гусь лапчатый, зверь полосатый…», [Двумя последними поговорками, несмотря
на видимую их неопределенность, русский человек определяет очень много, ярко и понятно для всякого.
«А
коли так,
то я тебя порадую: я
послал нарочного гонца в Уфу и написал Алексею от обоих нас позволение жениться
на Софье Николавне».
— Ну, прощай, отец мой, — говорил дядя Ерошка. —
Пойдешь в поход, будь умней, меня, старика, послушай. Когда придется быть в набеге или где (ведь я старый волк, всего видел), да
коли стреляют, ты в кучу не ходи, где народу много. А
то всё, как ваш брат оробеет, так к народу и жмется: думает, веселей в народе. А тут хуже всего: по народу-то и целят. Я всё, бывало, от народа подальше, один и хожу: вот ни разу меня и не ранили. А чего не видал
на своем веку?
— Эк, какую теплынь господь создал! — сказал он, озираясь
на все стороны. — Так и льет… Знатный день! А все «мокряк» [Юго-западный ветер
на наречии рыбаков и судопромышленников. (Прим. автора.)] подул — оттого… Весна
на дворе — гуляй, матушка Ока, кормилица наша!..
Слава те, господи! Старики сказывают:
коли в Благовещение красен день, так и рыбка станет знатно ловиться…
— Ну, вот что, грамотник, — примолвил он, толкнув его слегка по плечу, —
на реку тебе
идти незачем: завтра успеешь
на нее насмотреться,
коли уж такая охота припала. Ступай-ка лучше в избу да шапку возьми: сходим-ка
на озеро к дедушке Кондратию. Он к нам
на праздниках два раза наведывался, а мы у него ни однова не бывали — не годится. К
тому же и звал он нонче.
Мне, признательно,
коли уж
на правду
пошло, вот этого-то и не хочется; по-моему, чем скорее вылечим мы нашего парня,
тем лучше…
— Нет, Васька дома останется взамен Гришки. Отпущу я его
на заработки! А самому небось батрака нанимать, нет, жирно будет! Они и без
того денег почитай что не несут… Довольно и
того,
коли один Петрушка
пойдет в «рыбацкие слободы»… Ну, да не об этом толк совсем!
Пойдут, стало быть, Васькины рубахи; а я от себя целковика два приложу: дело ихнее — походное, понадобится — сапожишки купить либо другое что, в чем нужда встренется.
— Ну, что ж?
Коли наниматься пришел, можно…
Пойдем в избу: там переговорим; к
тому и обедать время, — сказал Глеб, покрякивая и приподымаясь
на ноги.
Такая любовь, такое чувство не уживется в стенах кабановского дома с притворством и обманом. Катерина хоть и решилась
на тайное свидание, но в первый же раз, в восторге любви, говорит Борису, уверяющему, что никто ничего не узнает: «Э, что меня жалеть, никто не виноват, — сама
на то пошла. Не жалей, губи меня! Пусть все знают, пусть все видят, что я делаю…
Коли я для тебя греха не побоялась, побоюсь ли я людского суда?»
«Куда этот верченый пустился! — подумала удивленная хозяйка, — видно голова крепка
на плечах, а
то кто бы ему велел таскаться — ну, не дай бог, наткнется
на казаков и поминай как звали буйнова мóлодца — ох! ох! ох! больно меня раздумье берет!.. спрятала-то я старого, спрятала, а как станут меня бить да мучить… ну,
коли уж
на то пошла, так берегись, баба!.. не давши слова держись, а давши крепись… только бы он сам не оплошал!»
— Молчать! — загремел Харлов. — Прихлопну тебя, так только мокро будет
на том месте, где ты находился. Да и ты молчи, щенок! — обратился он к Слёткину, — не суйся, куда не велят!
Коли я, Мартын Петров Харлов, порешил оный раздельный акт составить,
то кто же может его уничтожить? Против моей воли
пойти? Да в свете власти такой нет…
— Ладно, брат, толкуй дьяковой кобыле; я думал по чести вести с тобой дело, а ты вот
на что пустился! Других еще стал подзадоривать… Ладно же, — вскричал мельник, мгновенно разгорячаясь, —
коли так, отколе хошь возьми, а деньги мои подай! Подай мои деньги!.. Не
то прямо
пойду в контору… Никита Федорыч не свой брат… как раз шкуру-то вылущит! Погоди, я ж
те покажу!
— Зачем врать? Спросите
на деревне,
коли не верите… Без грузила только уклейку ловят, а
на что хуже пескаря, да и
тот не
пойдет тебе без грузила.
— К чему мне было вас угощать? — говорил
тем же голосом лукавый хозяин: —
на что вы мне надобны? А
коли денег не заплатите, так я ворот не отопру и
пошлю к господину городничему…
Он чертил план своего имения, и всякий раз у него
на плане выходило одно и
то же: а) барский дом, b) людская, с) огород, d) крыжовник. Жил он скупо: недоедал, недопивал, одевался бог знает как, словно нищий, и все копил и клал в банк. Страшно жадничал. Мне было больно глядеть
на него, и я кое-что давал ему и
посылал на праздниках, но он и это прятал. Уж
коли задался человек идеей,
то ничего не поделаешь.
Бригадирша. Так, мой батюшка! (Схватила одни карты и подбежала к Советнику.) Вот, бывало,
коли кто виноват, так и скажут: с
той стороны не проси вот этого, а с этой этого; а потом (держа в одной руке карты, одним пальцем шмыгает, между
тем Советник остановляет игру в шахматы и смотрит
на нее с нежностию)
тот и выглядывает карточку; а там до этой карты и
пойдет за всякую дранье; там розно: краля по щеке, холоп за ухо волок.
— Потерянный я человек… Зачем меня мать
на свет родила? Ничего не известно…
Темь!.. Теснота!.. Прощай, Максим,
коли ты не хочешь пить со мной. В пекарню я не
пойду. Деньги у меня есть за хозяином — получи и дай мне, я их пропью… Нет! Возьми себе
на книги… Берешь? Не хочешь? Не надо… А
то возьми? Свинья ты,
коли так… Уйди от меня! У-уходи!
— Не стану молчать, мамо, не стану, не стану! — ответила девушка, точно в мельнице опять
пошли ворочаться все колеса. — Вот же не стану молчать, а
коли хотите вы знать,
то еще и очи ему выцарапаю, чтобы не смел
на меня
славу напрасно наводить, да в окна стучать, да целоваться!.. Зачем стучал, говори, а
то как хвачу за чуприну,
то не погляжу, что ты мельник и богатырь. Небось, прежде не гордился, сам женихался да ласковыми словами сыпал. А теперь уж нос задрал, что и шапка
на макушке не удержится!
— А так по мне говорили: худ ли, хорош ли я, а все в доме,
коли не половинник, так третевик был; а
на миру присудили: хлеба мне — ржи только
на ежу, и
то до спасова дня, слышь; а ярового и совсем ничего, худо
тем годом родилось; из скотины — телушку недойную, бычка-годовика да овцу паршивую;
на житье отвели почесть без углов баню — разживайся, как хошь, словно после пожара вышел; из одежи-то, голова, что ни есть, и
того как следует не отдали: сибирочка тоже синяя была у меня и кушак при ней астраханский,
на свои, голова, денежки до копейки и заводил все перед свадьбой, и про
ту старик, по мачехину наущенью, закрестился, забожился, что от него
шло — так и оттягал.
—
Коли, братец ты мой, мужики по себе разойдутся! — отвечал Петр. — Когда еще это бывало? Последнего лыка каждому жалко; а мы с батькой разве лучше других? Прикидывали, прикидывали — все ни ему, ни мне не ладно, и
пошли на мир… Ну, а мировщину нашу тоже знаешь: весь разум и совет
идет из дьяконовского кабака. Батька, известно, съездил туда по приказу мачехи, ведерко-другое в сенях, в сборной, выставил, а мне, голова, не
то что ведро вина, а луковицы купить было не
на что.
Бурмистр. Какие ж мои окаянства? Что потачки вам не даю, вот вас всех злоба за что, — и не дам,
коли поставлен
на то. Старым господам вы, видно, не служивали, а мы им служили, — вот ведь оно откедова все
идет! Ни одна, теперича, шельма из вас во сне грозы-то такой не видывала, как мы кажинный час ждали и чаяли, что вот разразится над тобой. Я в твои-то года, ус-то и бороду только что нажимши, взгляду господского немел и трепетал, а ты чего только тут барину-то наговорил, — припомни-ка, башка твоя глупая.
Ананий Яковлев. Э, полноте, пожалуйста, хороши уж и вы! Говорить-то только неохота, а, может, не менее ее имели в голове своей фанаберию, что вот-де экая честь выпала — барин дочку к себе приблизил, —
то забываючи, что,
коли на экой пакости и мерзости
идет, так барин ли, холоп ли, все один и
тот же черт — страм выходит!.. Али и в самотка век станут ублажать и барыней сделают; может, какой-нибудь еще год дуру пообманывают, а там и прогонят, как овцу паршивую! Ходи по миру
на людском поруганье и посмеянье.
Матрена. Да как же, батюшко, не исправить.
Коли бы нас, дур, баб не били да не учили, так что бы мы были! Ты вот хошь и гневаться
на меня изволишь, а я прямо
те скажу:
на моих руках ты ее и не оставляй. Мне с ней не совладать: слов моих бранных она не слушает, бить мне ее силушки не хватает, значит, и осталось одно:
послать ее к черту-дьяволу.
— Был я выпимши, — сказал он. — До полночи у кумы просидел. Идучи домой, спьяна полез в реку купаться. Купаюсь я… глядь!
Идут по плотине два человека и что-то черное несут. «Тю!» — крикнул я
на них. Они испужались и что есть духу давай стрекача к макарьевским огородам. Побей меня бог,
коли то не барина волокли!
— Тоже не своей волей: в
те поры, как ты к нам наехал и начал разведывать, он
той же ночью влез к ней в чуланчик, в слуховое окно, и почал ее пугать: так и так, говорит, Марфушка, за тобой, говорит, наехал исправник, и он тя завтра посадит в кандалы и
пошлет в Сибирь
на поселенье, а
коли хочешь спастись, сбеги опять со мной: я, говорит, спрячу тебя в такое потаенное место, что никто николи тебя не отыщет.
— Да что, матушка Марья Петровна, сюда приехал
на мельницу мужик из Орешкова, сказывал, старика-то, вишь, нашли у них нынче к рассвету,
на меже, мертвого…
Пошли, говорит, ихние ребята за
кольями, а он, сударыня, и лежит подле самой-то межи, в канавке, словно, говорит, живой… подле него мешок, шапка… сказал мужик
тот; к ним и становой, вишь, приехал… така-то, говорит, беда завязалась…
— С удельной и
того хуже. Удел земель не продает. Да что об этом толковать прежде времени?
Коли дело
пойдет, как уговорились, в Питере отхлопочем за тебя прииски, а
коли ты, Патап Максимыч,
на попятный, так после пеняй
на себя…
«Теперь все дело как
на ладони, — думал он, крупными шагами
идя вдоль набережной. — Тешилась, значит, ведьма треклятая, одурачить меня думала…
Коли б в самом деле
на мыслях у нее в
те поры про меня было, не стала бы у брата места сулить, сказала бы, что сама задумала пароход покупать… А я-то, дурак, ровно ошалел тогда!.. Вся теперь надежда
на Сергея Андреича».